Статью «Об историческом единстве русских и украинцев» Путин опубликовал накануне знаменательного исторического юбилея: 550 лет назад – 14 июля 1471 года – в битве на реке Шелонь войско московского князя разгромило новгородцев. Это событие ознаменовало падение самостоятельной Новгородской республики. Весьма показательны те методы, которыми Москва создавала и создает свое пресловутое единство.

Три проторусских идентичности

Как отмечал выдающийся исследователь русского средневековья Александр Зимин, объединение русских земель вокруг Москвы не было ни безальтернативным, ни однозначно прогрессивным, а скорее наоборот. Победа Москвы ознаменовала деспотически-крепостнический путь развития России. По мнению историка, если смотреть не с подмосковной колокольни, а с общероссийского спутника, то представляется три модели дальнейшего развития.

«Первая из них – Новгород и Тверь, которые богатели на транзитной торговле с Западом и Востоком. Как в торговле, так и в политике они балансировали между другими странами и землями.

Вторую силу составляли Север и отчасти Поволжье: Галич, Вятка, Углич и Устюг… Север и Поволжье этнически были не чисто русскими землями, а многонародными, имперскими. Кто знает, кого там жило больше – русских или пермяков, удмуртов или мари, чувашей или мордвы. Их язычество еще было достаточно сильно и враждебно казенному православию. Северу была присуща ценность, которой не знала Москва – любовь к свободе. И разве кто-нибудь способен кинуть в северян камень за эту пленительную страсть?…

Третья сила – хлебородный Центр с его холопьей покорностью властям и благочестивостью бессловесной паствы. Его средоточию – Москве суждено было одержать победу в борьбе за единство Руси. Ключ к пониманию этого лежит в особенностях колонизационного процесса и в создании военно-служилого войска (Двора)». (Зимин А. Витязь на распутье: Феодальная война в России XV в.)

Главной предпосылкой возвышения Москвы стало то, что именно московские князья, получив в Золотой Орде ярлык на Великое княжение Владимирское, организовывали сбор и выплату дани, оставляя часть себе. Поле того, как Золотая Орда ослабла и стала распадаться (тут решающую роль сыграл не Дмитрий Донской, а Тамерлан Великий), московские князья обрели независимость. Однако, уйдя из-под власти Золотой Орды, Москва решила закрепить за собою все территории, оказавшиеся под ее управлением благодаря золотоордынскому ярлыку. Эту ситуацию остроумно экстраполировал на путинские высказывания о развале СССР историк Камиль Галеев.

Решающее значение для возвышения Москвы имела междоусобная борьба потомков Дмитрия Донского в 1425-1453 гг. В какой-то момент галицкий князь Дмитрий Шемяка (Галич тут российский, который возле Костромы) решил бросить дедово наследство и пойти своим путем. «Оставив Москву, князь Дмитрий Шемяка приступил к созданию самостоятельного государства на Севере, в которое входили Устюг, Галич, Вятка… Крепостнической и монашествующей Москве противостояла северная вольница промысловых людей (солеваров, охотников, рыболовов) и свободных крестьян. Гибель свободы Галича повлекла за собой падение Твери и Новгорода, а затем и кровавое зарево опричнины». (Зимин А. Витязь на распутье: Феодальная война в России XV в.)

Новгород как Анти-Московия

Великий Новгород номинально признавал верховенство московского князя, однако в реальности был самостоятельным государством – вечевой республикой. Новгородцы дистанцировались от конфликта московского Василия II Темного и галицкого Дмитрия Шемяки, титулуя обоих «великими князьями». Разгромленный Шемяка нашел в Новгороде политическое убежище, но не поддержку и вскоре был отравлен московским агентом.

Однако Василий Темный не простил новгородцам такой многовекторности и в начале 1456 г. решил научить их русскому единству. Московские князья, которые вели родословную от Александра Невского, на этом основании считали Новгород своим. И вообще, демократическая и веротерпимая республика раздражала зарождающееся московское самодержавие своей инаковостью. Вроде бы «наши», но сильно отличаются – такая себе анти-Московия!

Потерпев военное поражение, новгородцы попросили о мире, который достался им дорогой ценой: потеря нескольких волостей, отказ от внешнеполитических сношений, контрибуция 15 тысяч рублей серебром (ордынский «выход» составлял 1,5 тысячи) и обязательство «не приимати к себе никакого лиходея» (противников Москвы). Усиление диктата Москвы привело к тому, что в 1469 г. к власти в Новгороде приходит литовская партия, выступающая за разрыв с Москвой. Также новгородцы решают, что их нового архиепископа должен высвятить не московский, а киевский митрополит (обсуждался даже вопрос о возможности унии с Римом!).

Великий князь литовский Казимир принял новгородцев под протекторат на их условиях (в частности, чтобы его наместник был веры греческой), однако в критический момент не оказал военной помощи. Зато московский князь Иван ІІІ расценил действия новгородцев не только как предательство, но и как вероотступничество. Он пошел на Новгород «не яко на христиан, но яко на язычник и на отступник православья». Развернув пропагандистскую кампанию, Иван ІІІ организовал антиновгородскую коалицию, во главе которой одержал победу. Правда, решающую роль в этом «торжестве православия» и «русского национального единства» сыграла конница касимовских татар-мусульман.

Лидеров литовской партии казнили, а их сторонников выселили в глубину московских владений. А вскоре Иван ІІІ инспирировал своего рода аншлюс Новгорода. В начале 1478 г., якобы в ответ на жалобы на местное начальство, он взял город в осаду и таким образом убедил новгородцев попросить его «быть государем в нашей отчине». А раз вы так сами просите, то «вечевому колоколу в Новгороде не быти, посаднику не быти, а государство все нам держати»… Аншлюс увенчался очередной депортацией новгородцев в московскую глубинку.

Прерванный полет

В последующие полвека судьбу Новгорода (хотя и меньшей кровью) разделили Тверь, Вятка, Псков, Рязань… Разумеется, Россия далеко не единственная страна, где национальное единство достигалось железом и кровью. И все же, «историческое единение» Новгорода и Москвы заслуживает внимания как типичный пример единства по-российски – присоединение и поглощение. К тому же, Путин рассказывает о русско-украинском единстве с упором на прошлое, а не на будущее.

По мнению ряда историков и этнографов, в XIV-XVI веках одновременно со становлением украинского, белорусского и русского народов, на новгородских землях формировался еще один восточнославянский этнос, ставший жертвой русского единства.

«Пример Новгорода – это блестящий пример умирания этнической системы, при котором, как правило, исчезают не сами люди. Люди-то как раз остаются и входят в состав новых этносов, но окончательно исчезает определенная система поведения, некогда связывавшая этих людей воедино, делавшая их “своими”». (Гумилев Л. От Руси к России)

Присоединение к Москве и последовавшие затем массовые депортации затормозили, но не остановили новгородский этногенез. И лишь погром Новгорода и его бывших владений, учиненный Иваном IV Грозным в 1569-1570 гг., когда в результате многодневной резни погибло большинство горожан (царские опричники не жалели даже младенцев), ознаменовал окончательную победу русского единства.

«В XV веке различались на материке нынешней России четыре отдела восточно-славянского мира: Новгород, Московия, Литва и Русь, – писал историк Николай Костомаров в 1861 г. – В XVI-XVII вв., когда Новгород был стерт, – Московия, Литва и Русь». И хотя этнограф-славист Павел Шафарик еще в 1842 г. выделял «новгородцев» как отдельный восточнославянский народ (http://likbez.org.ua/wp-content/uploads/2014/10/Shafarik_1842.jpg), к концу ХІХ века они остались разве что на картах диалектов русского языка.

И кто знает, не останови князь Константин Острожский московскую экспансию в битве под Оршей (https://ord-ua.com/2014/09/08/bitva-pod-orshej–kak-volyinskij-knyaz-razgromil-moskovskogo-/), может, украинцы и белорусы разделили бы судьбу новгородцев?..

* * *

Что касается «исторического единства русских и украинцев», то Путин оценил результаты своей деятельности весьма самокритично:

«Одразу підкреслю, що стіну, яка виникла в останні роки між Росією та Україною, між частинами, по суті, одного історичного і духовного простору, сприймаю як велику спільну біду, як трагедію. Це, передусім, наслідки наших власних помилок, яких ми припустилися у різні періоди».

После такого признания следовало бы заявить: сознавая всю глубину совершенных мною ошибок и тот вред, который я нанес русско-украинскому братству, слагаю с себя полномочия президента РФ и надеюсь, что новая российская власть исправит ситуацию… Вот это был бы ход! А пока что остается впечатление, что за последние 550 лет в Москве на тему «исторического единства» не придумали ничего нового.

Дмитро Шурхало,