Недавно мы писали о том, какие преступления чаще всего совершают правоохранители. Среди них – и факты применения насилия. Но насколько эффективно они расследуются? Этот вопрос переадресовали начальнику Департамента процессуального руководства по уголовным производствам о пытках и других серьезных нарушениях прав граждан со стороны правоохранительных органов Офиса Генпрокурора Юрию Белоусову.

Уникальность департамента в том, что раньше подобного специализированного подразделения в органах прокуратуры не было. Его создали во время реформы. При этом возглавил департамент правозащитник, который много лет отстаивал права потерпевших от незаконных действий правоохранителей.

В интервью Цензор.НЕТ Юрий Белоусов рассказал о том, как меняются походы в расследовании таких преступлений и судебная практика, каким образом государство готово защищать тех правоохранителей, которые стали свидетелями пыток и сообщили о них, а также о том, что не менее серьезной проблемой является психологическое насилие, и уголовные производства по таким фактам уже есть.

МАСШТАБЫ ПСИХИЧЕСКОГО НАСИЛИЯ – ВООБЩЕ ОТДЕЛЬНАЯ, СОВЕРШЕННО НЕ ИЗУЧЕННАЯ ТЕМА

– Юрий, Вы много лет занимаетесь темой противодействия пыткам в правоохранительных органах и как никто другой можете оценить ситуацию. Несколько лет назад правозащитники, среди которых были и Вы, провели исследование относительно масштабов применения насилия в полиции. Это были данные за 2017 год, и тогда была обнародована информация о том, что такое насилие происходит каждые 49 минут. Каковы сейчас эти масштабы? Они как-то изменились?

– Последние 15 лет я действительно занимаюсь темой противодействия пыткам – с момента, когда мы провели первое исследование о пытках в милиции. Оно было презентовано тем самым Харьковским институтом социальных исследований, данные которого вы только что упоминали, в 2005 году. Я в свое время был директором этой организации.

Сейчас, в связи с тем, что отсутствуют объективные данные о реальных масштабах насилия, я бы разграничил здесь 2 аспекта. Европейский суд по правам человека в своих решениях говорит, что Конвенция не запрещает применение силы. Это очень важно понимать – полиция, работники правоохранительных органов имеют право на применения силы в определенных ситуациях. Поэтому не каждый факт применения силы является априори незаконным. Это тоже очень важно учитывать в подобных исследованиях. Сколько случаев, когда полиция применила силу, когда нужно было применить, и сколько случаев, когда явно это применение силы было необоснованным. Такие данные отсутствуют.

– Давайте все-таки поговорим о случаях, когда применение силы было необоснованным. Их стало больше?

– По моим субъективным данным – объективной картины пока нет, – ситуация с применением насилия последние несколько лет, возможно, опять начинает ухудшаться. После Майдана был спад. И вот последние несколько лет идет рост. Отчасти я это связываю и с войной на Донбассе – фактически это проходят все страны мира, которые воюют. Всегда война связана и с ростом преступности, и с ростом насилия в обществе. И отображается на работе полиции. Поэтому для меня это главная из основных причин увеличения.

Но важно и то, что такое незаконное применение силы для системы органов досудебного расследования достаточно часто рассматривается как функциональное – “А как иначе? Как по-другому нам раскрывать преступления? Задержали, он молчит. И что нам делать?”. Они считают, что в принципе насилие позволяет достигать их целей. Это тоже очень важный момент, потому что считать, что насилие применяют только откровенные садисты, которые получают удовольствие от этого, не совсем правильно. Садисты в принципе не должны попадать в полицию. Они не должны находиться и в других правоохранительных органах.

Другое дело, когда это некая устоявшаяся традиция: так раскрывали до нас, вот ты пришел, молодой сотрудник, смотри, тебя старшие товарищи научат, как это делать. И некоторые воспринимают это как рутинную работу. Тут уже вопрос квалификации. Вопрос подготовки полицейских: как правильно раскрывать преступления, как проводить допросы, не применяя насилия. Это достаточно серьезные проблемы, связанные с профессиональной подготовкой в целом.

– А сколько ежегодно в среднем регистрируется уголовных производств, связанных со злоупотреблением властью или должностными преступлениями и применением насилия?

– В среднем ежегодно около 2 тысяч. Нельзя сказать, что эта цифра отображает реальные масштабы. Но по количеству зарегистрированных преступлений эта цифра более-менее стабильна.

– Такие случаи характерны только полиции или другим правоохранительным органам тоже? Пока чаще звучит полиция.

– Почему полиция чаще звучит? Просто потому, что полиция больше раскрывает и расследует преступлений, чем другие правоохранительные органы. В полиции больше численность, поэтому полиция ежедневно сталкивается с правонарушителями и подозреваемыми лицами. Поэтому, возможно, удельный вес применения силы – как законно, так и незаконно – в полиции выше.

Хотя насилие, применение силы – это феномен не только полиции, но и других правоохранительных органов. Такие случаи есть и в Службе безопасности Украины, где задержаний меньше. Немало таких примеров в учреждениях пенитенциарной системы. Цель просто разная. Органы, которые проводят расследование, как правило, применяют силу, чтобы получить информацию. Пенитенциарная система же применяет насилие для наказания за какие-то действия либо для подчинения. Подчинение и следование каким-то определенным как законным, так и незаконным правилам – это основная задача. Тут насилие используется как основной инструмент. И то, и другое в своих крайних формах подпадает под определение “пытки”. И речь не только о физических страданиях. Масштабы психического насилия – вообще отдельная, совершенно не изученная тема. Это разного рода угрозы, когда человека просто запугивают смертью, какими-то негативными последствиями для него и его близких. Эта цифра вообще отсутствует как таковая.

– Такие случаи есть среди зарегистрированных уголовных производств?

– Мы проводим постоянный мониторинг и в фабулах видим, что человек не жалуется на физическое насилие, но жалуется на угрозы. Такие уголовные производства есть. Их доказывать намного сложнее, но они расследуются.

– Ситуация в Кагарлыке, где в отделении полиции изнасиловали и пытали женщину, продемонстрировала, что силовики могут постоянно держать людей в страхе. Ведь уже была информация о том, что пострадавшая не одна, есть и другие люди. То есть, при желании можно держать в страхе жителей целого города?

– Да, особенно когда это небольшие города, где государственные структуры занимают более весомую роль, к сожалению, могут иметь место такие случаи, как в Кагарлыке. Когда люди просто не знают даже, куда им жаловаться. Они живут на этой территории. Они понимают те риски, которые у них могут возникнуть, если они такую жалобу подадут.

– Потому что механизм рассмотрения таких жалоб предполагает, что ее все равно спустят вниз к их обидчику.

– Механизм рассмотрения жалоб на насилие со стороны правоохранителей – это серьезная проблема, но она потихоньку устраняется. Вы правы, когда говорите, что человек жалуется вышестоящему руководству, а эта жалоба в конечном итоге спускается тому же исполнителю, который, возможно, и подозревается в применении насилия, он же ее еще и рассматривает. Существует вероятность запугивания либо даже применения к нему повторного насилия. Поэтому люди боятся. Кагарлык – тоже пример этого.

МЕСТНОЕ НАСЕЛЕНИЕ КАГАРЛЫКА ПЕРЕСТАЕТ БОЯТЬСЯ, ЛЮДИ НАЧИНАЮТ СООБЩАТЬ ДРУГИЕ ФАКТЫ

– Сейчас уже можно сказать, как долго подобное творилось в Кагарлыке?

– Единственное, что могу пока сказать, это был не единичный случай. Есть целый ряд других случаев, которые связаны конкретно с этим отделом полиции. Этот случай просто вопиющий, он стал известен. Потихоньку начинают появляться другие эпизоды. Чуть позже мы сможем о них сообщить подробнее. Случаи не менее шокирующие.

– А в других регионах есть похожие случаи, по которым проводится расследование?

– Сложно сказать. Мы такую подборку не делаем. Но конкретно этот случай в Кагарлыке шокировал действительно всех. Люди, которые с правоохранительной системой сталкивались много лет, думали, что подобного давно нет и быть не может. Но конкретный пример показывает – есть.

Я думаю, что здесь играют ключевую роль эффективность расследования и его результаты. Если вина полицейских из Кагарлыка будет доказана, они понесут реальное наказание, думаю, что информация о таких случаях начнет появляться в регионах, люди начнут об этом говорить. Должен отметить объективности ради, что по этому конкретному случаю мне лично нравится, как отреагировала Национальная полиция. Они фактически первые, кто это выявил. Пока рано говорить, что “сработала” система, но есть первые знаки того, что идет работа так, как она должна идти по каждому такому делу. Когда и полиция, и ГБР, и Офис Генерального прокурора – все работали как одна команда.

Люди увидели, что никого не покрывают, что полицейские могут понести наказание. Местное население Кагарлыка потихоньку перестает бояться, люди начинает сообщать другие факты. Думаю, расследование случившегося в Кагарлыке должно послужить сигналом для всей страны.

– Для того, чтобы людям показать, что правоохранители будут нести ответственность за преступные действия, не обязательно было сидеть и ждать такого шокирующего случая.

– Мы не сидели и не ждали этого случая, чтобы начать эту работу. Хотя наш департамент начал работу полноценно с января, Генпрокурором был принят целый ряд мер. Противодействие пыткам, эффективное расследование фактов нарушения прав человека со стороны работников правоохранительных органов – все это определено, как один из приоритетов работы Офиса Генпрокурора, чего раньше не было. Это не просто слова. Есть план первоочередных мероприятий, и все областные прокуроры получили в конце апреля задачу провести анализ хода расследования всех преступлений, связанных с насилием со стороны правоохранителей.

Параллельно еще целый ряд указаний был. Провести анализ всех судебных заседаний. Были ли жалобы подсудимых во время судебных заседаний на то, что к ним применялись пытки, и проводилось ли расследование.

Такая активизация связана с тем, что появились специализированные подразделения, в частности в Офисе Генерального прокурора. Мы специализируемся только на преступлениях, связанных с насилием со стороны правоохранителей и на незаконных задержаниях, поэтому у нас есть время и желание заниматься этой категорией дел. В конце прошлого года мы проанализировали, как расследуются такие дела. Увидели, что более 200 уголовных дел в отношении полиции расследуются самой полицией, хотя должны – ГБР. Генеральный прокурор дал указание всем областным прокурорам, они поменяли подследственность и передали все эти дела в Госбюро расследований.

Само ГБР начало приоритезировать для себя это направление, что тоже радует, потому что у них огромное количество различных преступлений, которые они должны расследовать. Они начинают понимать важность этого направления.

Судебная система сейчас совсем по-другому начинает относиться к делам о пытках и к таким фактам в принципе. Уже есть целый ряд решений Верховного Суда, когда он, даже не дожидаясь решения ЕСПЧ, сам отменяет решения судов нижестоящих инстанций в связи с тем, что были жалобы о пытках, а никто не отреагировал. Ни местный суд, ни апелляционный суд не отреагировал. Верховный Суд отменяет их решения, возвращает дело в суд первой инстанции для нового рассмотрения.

Есть решения Европейского суда, по которым уже Верховный Суд поотменял предыдущие решения того же Верховного суда, апелляционного суда. Это важно. Потому что эта практика показывает, что пытки дорого обходятся государству. Деньги налогоплательщиков потратили впустую на оплату судей тех инстанций, которые это дело рассматривали, прокуроров и следователей, которые по этому делу работали, а потом эти решения отменяются. Так может быть лучше сразу реагировать на заявление человека о пытках, чем ждать, пока твое дело рассыпется в суде и бюджетные деньги будут потрачены зря? Поэтому я могу сказать, что в плане борьбы с пытками однозначно происходят изменения в лучшую сторону. И я этому очень рад.

ЕСЛИ КТО-ТО СТАНОВИТСЯ СВИДЕТЕЛЕМ ПЫТКИ И СООБЩИТ ОБ ЭТОМ, ОН БУДЕТ МАКСИМАЛЬНО ЗАЩИЩЕН

– Звучит, по крайне мере, обнадеживающе, учитывая, что этой темой раньше преимущественно занимались правозащитники.

– В том-то и дело. Одна из причин существования насилия в полиции – это терпимость к насилию в обществе в целом. Если есть насилие в семье, если оно применяется в отношении собственных детей и это воспринимается в принципе более-менее нормально, то потом это находит свое отражение и в работе полиции, конечно. Но все-таки сейчас, мне кажется, отношение людей меняется, общество становится более нетолерантным к этому. В полиции – чуть-чуть другой феномен, с которым надо бороться. Люди, которые видят или слышат, что кого-то пытают в соседнем кабинете, не должны просто проходить мимо, делать вид, что ничего не происходит.

Есть один механизм, который не используется активно, но мы его сейчас пытаемся внедрять. Это защита лица, которое сообщает о пытках. Особенно это важно для работников правоохранительных органов и пенитенциарной системы. Если кто-то из работников этой системы становится свидетелем пытки и если он сообщит об этом, то он будет максимально защищен. К нему будут применяться все меры, предусмотренные законом о защите участников уголовного производства, чтобы никто не узнал, кто этот человек. Я думаю, что такая мера позволит многим начать говорить. У нас уже есть первые такие позитивные примеры.

– Уже есть такие люди, которые обратились?

– Да. Люди начинают сообщать, что они знают, видели, кто конкретно применял пытки из коллег, и они готовы говорить при условии, что будут защищены. Это очень хороший знак, потому что это действительно проблема. Эти системы очень закрыты, и полиция, и СБУ, и пенитенциарная система. Информация оттуда не выходит. Поэтому доказывать намного сложнее, чем обычное преступление, где есть свидетели, желающих говорить. Здесь без формирования нулевой толерантности к пыткам внутри самих систем доказывать намного сложнее. Если будут люди, которые, увидев, начнут сообщать об этом, и перестанут восприниматься своими коллегами как стукачи, которые сдают своих, ситуация в целом изменится.

Я общался с британскими полицейскими, когда знакомился с тем, как противодействуют насилию в других странах, они говорят: “Это позорит имидж нашей полиции, мы не должны это терпеть”. И когда они видят, что кто-то применяет насилие, сообщают, потому что это бьет и по ним, по их образу. Они не хотят, чтобы их ассоциировали с теми, кто применяет пытки. Люди таким образом очищают систему. Вот когда мы придем к такому пониманию, и у нас пыток будет меньше.

– Мне кажется, это будет нескоро. Среди наших полицейских это не всегда воспринимается как нечто из ряда вон выходящее.

– Все страны это проходили. В конце 1980-х годов прошлого столетия пытки были очень распространены и в Великобритании в том числе, и в Штатах. Мы общались с британскими полицейскими, которые все это помнят. Они говорят примерно следующее: в 80-х годах у нас были задержанные лица в отделах без регистрации, мы к ним применяли насилие, родственники не знали, где они. Сейчас методы их работы изменились.

Поэтому нельзя думать, что Украина – такая кровожадная страна, которая пытает людей, а вокруг такого нет.

– Даже если такое есть в других странах, это никого не оправдывает. Что делает правоохранительная система, чтобы упредить такие случаи?

– Есть пример очень хорошей практики, которая частично заимствована за рубежом. В частности, внедрение системы электронного учета задержанных лиц. Она была заимствована в Британии. Сейчас Национальная полиция совместно с общественными организациями активно внедряет эту систему, которая позволяет обеспечить контроль за лицами, которые находятся под стражей. С одной стороны, защищает этих лиц от незаконного обращения, с другой – защищает полицию от необоснованных обвинений. И такое тоже бывает, когда человек обвиняет полицейского в применении насилия в каких-то своих целях. Есть случаи, когда полицейские были защищены только благодаря тому, что работала эта система.

Кроме того, отдельно ввели должности инспекторов по правам человека, которые полностью отвечают за задержанное лицо с момента помещения его в изолятор. Система предусматривает наличие видеонаблюдения, кроме т.н. интимных зон, чтобы человек, находясь под стражей, все время был в зоне видимости. Происходит фиксация всех действий: когда поел, когда встретился с адвокатом, когда получал медицинскую помощь и т.д. Все это есть в единой электронной базе, вместо 20 разных журналов, как все делалось ранее. Любой запрос адвоката, любая жалоба – можно из системы распечатать данные, где находился человек, что с ним происходило, и подтвердить это с помощью видео записи. Эта система очень круто работает. Сейчас систему пытаются распространить на уровень райотделов, где наибольший риск применения насилия.

Так что Нацполиция пытается работать в направлении противодействия фактам насилия. Они пытаются внедрять такие вещи. Разумеется, это требует времени. Но хотя бы, слава Богу, не могу сказать, что вообще ничего не делается. Делается.

Сейчас есть еще одна инициатива, она больше на уровне НАБУ пока реализуется, но есть надежда, что распространится и уровень полиции, ГБР в том числе. Это новые методики проведения допросов. Так называемое процессуальное интервью. Это британский опыт проведения допроса, который основан на ненасильственной коммуникации. То есть, как обычному полицейскому получить нужную ему информацию, не применяя насилия. Британцы этот метод введения допроса используют уже более 20 лет.

Но в целом это сейчас мировой тренд. Под эгидой ООН в этом году будет утвержден универсальный протокол по проведению такого интервью, который будет распространен по всему миру. Украина в этом плане – одна первых стран Восточной Европы, которая пытается это внедрить. Пока только первые шаги, но видим, что хоть что-то двигается в нужном направлении.

И разумеется, важная составляющая, о которой нельзя не сказать – это механизм расследования пыток.

– Украина – одна из лидеров среди стран Европы по количеству проигранных дел в ЕСПЧ относительно пыток. Проигрываем из-за некачественного расследования?

– По разным основаниям мы проиграли. Но в том числе и в связи с тем, что в Украине существуют пытки и Украина не расследует их. В конце концов Европейский суд, уже устав от такого количества дел, вынес в 2012 году решение по делу “Каверзин против Украины”. Это пилотное решение Европейского суда по правам человека. Что значит пилотное решение? Это когда суд устанавливает системное нарушение, а не просто разовый факт. Системность нарушения суд установил в том, что заявление о пытках не расследуется. И суд сказал (это я своими словами), что в Украине нет механизма расследования пыток и Украина обязана его создать. В 2012 году было такое решение.

И только сейчас, через 8 лет, мы можем говорить, что этот механизм начал формироваться. Мы нарабатываем его совместно с ГБР. Без него сложно людей привлекать к ответственности. Те же правоохранители знают, что никто не докажет, что они это сделали. Или докажут, но не привлекут, потому что коллеги же и расследуют. Сейчас, когда есть механизм, люди будут понимать, что за это будет наказание реальное, кого-то это будет удерживать. Кого не будет удерживать, те люди будут привлекаться к ответственности и уходить из системы. На их место приходить те, кто ориентирован на другие формы работы.

– Отслеживаете, сколько реально привлечено к ответственности человек?

– Мы внесли предложения, чтобы доработать ЕРДР и было легче находить в реестре преступления, связанные с пытками со стороны правоохранителей, отслеживать ход их расследования. Думаю, в течение месяца-двух эта работа будет сделана. Сейчас информацию приходится обрабатывать вручную. Есть ряд цифр.

Например, регистрация. Если в 2018 году было зарегистрировано 1765 преступлений, связанных с превышением служебных полномочий, в которых часто скрыты пытки, то в 2019-ом их 1629. В этом году мы имеем 765. Полгода еще не прошло – то есть, примерно такое же количество зарегистрировано будет по итогам года. Зарегистрировано – ладно. А какие результаты? Если в 2018 году было 54 людям сообщено о подозрении за весь год именно за это преступление, то в 2019 году – 46. За 5 месяцев этого года – 56. То есть за 5 месяцев этого года – столько же, сколько за полные года до этого. Мы не гонимся за цифрами. Но мы говорим, что объективно количество привлеченных к ответственности сотрудников правоохранительных органов в этом году однозначно больше. Зарегистрировано примерно такое же число, а количество привлеченных фактически будет в два раза больше. По статье “Пытки” цифры меньше. В 2018 году было 9 сообщений о подозрении, в 2019-ом – всего 2. И уже по состоянию на сегодня 11 человек. За 5 месяцев мы имеем уже больше, чем за 2018 и 2019 годы вместе взятые.

– Прокуроры фигурируют в подобных делах, где есть пытки, незаконное задержание?

– Фигурируют. Мы ведем дело в отношении работника прокуратуры, который способствовал незаконному задержанию. Что касается пыток, то это случаи, когда работники прокуратуры не отреагировали надлежащим образом. Даже Европейский суд обращал на это внимание.

То, что работники прокуратуры пытают кого-то, я, слава Богу, не слышал. А вот когда есть информация о пытках, жалоба на пытки, и она не рассматривается либо рассматривается не так, как должна, – это есть. Сейчас наша задача как раз показать, в том числе прокурорам, как нужно реагировать и почему это важно.

Татьяна Бодня

Фото: Наталия Шаромова